Школьный СДВГ, который исчезает дома

Помню, как я стояла в замешательстве у тяжелых стеклянных дверей, ведущих в школу моего сына. Сколько раз я бодро переступала этот порог! Я была школьным волонтером, помогала организовывать заседания учительско-родительского совета, перешучивалась с директором и с учителями, даже стояла у истоков школьной традиции - ежегодного "Дня искусств". А теперь я боролась с порывом схватить своего мальчика, утащить его из его первого класса и никогда сюда не возвращаться.

В то утро я рассчитывала на обсуждение вопроса, почему учительница иногда срывается на некоторых учеников, в том числе на моего сына. Но оказалось, меня ожидает не обычная встреча, а настоящая военная операция. Линия фронта была обозначена четко. Директор, тьютор и учительница единой глыбой высились по ту сторону стола. Чувствуя странную пустоту внутри, я придвинула стул и села. Тем не менее, за плечами у меня была работа тренером по разрешению конфликтов, придававшая уверенность, что мы сможем обсудить все необходимое и прийти к конструктивному решению.

Как я ошиблась…

Тьютор зачитала вслух список симптомов синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), которые учительница обнаружила в поведении моего сына. Список преимущественно сводился к тому, что мой сын неаккуратен, недостаточно организован и легко отвлекается. Учительница удовлетворенно покивала и скрестила руки на груди. До сих пор никто из взрослых, общавшихся с моим сыном, ничего не говорил о СДВГ.

Я глубоко вздохнула, чтобы восстановить душевное равновесие. Я знала, что, прежде всего, следует повторить услышанное, чтобы прояснить позиции сторон, но завуч не стала меня дожидаться и выпалила, что в школах имеется значительный "контингент с СДВГ", которому очень помогает медикаментозное лечение. Я высказала восхищение учительницей, которая управляется с целым классом детей, и отметила, как нелегко ей, должно быть, к каждому найти подход. Потом я осторожно заступилась за своего ребенка (хотя чувствовала себя медведицей, защищающей детеныша от стаи натасканных собак). Я сказала, что симптомы, которые она отметила, не отклоняются от обычного поведения шестилетнего мальчишки. В конце концов, дети еще не вполне зрелые создания и обычно не имеют естественных наклонностей к сидячей работе. Учительница покачала головой и о чем-то пошепталась с директором. Тьютор сказала, что у первоклассников уже было достаточно времени, чтобы адаптироваться к школьной жизни. Я спросила, срывает ли мой сын уроки своим поведением. Вместо ответа учительница тяжело вздохнула и изрекла, глядя на директора: "Я уже пятнадцать лет работаю. Это само не проходит. Говорю же, этому ребенку необходимо принимать лекарства".

Я спросила, нет ли других путей, например, скорректировать его рацион питания. Учительница закатила глаза и ответствовала: "Родители вечно думают, что сами всё знают. Как он будет обедать в столовой, с вашим скорректированным рационом?!" Обсуждения не получилось. Никаких возможностей повлиять на позицию учителя. Никаких признаков "налаживания сотрудничества между семьей и школой". Не спросив меня, моего мужа или специалиста-психолога, здесь уже пришли к однозначному заключению: единственное, что поможет моему сыну быть успешным школьником, - это таблетки.

Выйдя из школы с отчаянно колотящимся сердцем, я клялась себе подойти к этой проблеме рационально: я втолковывала самой себе, что это необходимо для моего сына и других таких же школьников. Мне удалось добрести до машины, не расплакавшись. Следующие несколько недель я таскала сына по всевозможным специалистам. Психолог поставила ему диагноз СДВ (без Г). Она выдала мне заключение вместе с кипой буклетов одной некоммерческой организации, которая известна связями с фармацевтическими компаниями. У аллерголога мы узнали, что сын страдает аллергией практически на все фрукты, которые любит, а также на злаки и прочие продукты (я сама разобралась в теме и пришла к выводу, что рацион питания влияет на поведение детей, даже если у них нет никакой аллергии). Детский пульмонолог сообщил, что у сына несколько более тяжелая форма астмы, чем мы думали. Он сказал, что приток кислорода ниже нормы, поэтому ребенок вынужден часто менять положение тела, поднимать руки, чтобы расправить легкие, и ему трудно сосредоточиться.

С этого момента я стала избегать продуктов-аллергенов и следовать другим советам специалистов. Я почитала и об учебе. Когда я почитала таких авторов, как Джозеф Пирс, Дэвид Элкинд и Джон Гатто, я стала смотреть на школьное обучение гораздо шире. Я пообщалась с другими родителями, которые рассказывали о том, как они управлялись со своими детьми с СДВГ: звездочки за успехи, наказания (лишение всяких приятностей), постоянный контакт с учителями, "мгновенные последствия" хорошего или дурного поведения. Многие сообщили, что в подростковом возрасте проблемы только усилились. Некоторые из них потеряли своих сыновей и дочерей: подростки ушли в наркотики, в криминал, в хронические депрессии или неконтролируемую агрессию. Одна женщина рассказала, что ее сын в 14 лет попался на сбыте наркотиков. Он продавал тяжелые амфетамины, занесенные в список особо опасных препаратов. А получал он эти препараты... в качестве лекарства от своего СДВГ.

А еще я очень много наблюдала за поведением сына. Да, в учебе он был очень неорганизован. В комнате у него тоже часто все бывало вверх дном, но это просто потому, что у него было много интересов. Я не замечала, чтобы ему не хватало сосредоточенности, когда он рисовал чертежи воображаемых машин, зависал над диаграммами во взрослых справочниках или сочинял длинные, развернутые, правдоподобные истории. Я знала, что с учебными карточками или тестами по математике на время у него ничего не получалось. Но я прекрасно знала и то, что у него нет никаких проблем с математическим мышлением, когда он сооружает постройки из конструктора. Конечно, он легко отвлекался - отвлекался от рутинных задач, как почти все маленькие дети. У детей и мозг, и тело заточены под развитие и тренировку их природных дарований. И еще больше бросалось мне в глаза, какой он веселый, насколько открыт к сотрудничеству, никогда не ноет, охотно соглашается подождать своей очереди, всегда рад помочь по хозяйству. На мой предвзятый взгляд, это был просто чудесный шестилетний мальчик!

Я изо всех сил старалась добиться толку от школы. Я сообщила учительнице, что у моего сына астма и пищевая аллергия и что это может отражаться на его успеваемости. Я дала ей почитать заключение психолога. Я попыталась описать нашу непростую семейную ситуацию. В течение последнего года против нашей семьи было совершено преступление, отец мальчика пострадал в автокатастрофе и не мог работать, несколько других близких людей тоже оказались в больнице. Возможно, его школьная жизнь была отражением жизни семейной, которая внезапно превратилась в хаос.

Тем не менее, учительница продолжала только рассказывать мне, как плохо ведет себя мой сын. Особенно возмущалась она тем, что он делал работу наспех или бросал недоделанной и принимался собирать бумажки с пола. Она не считала, что он этим приносит пользу. "Каждый ученик должен собирать только свои бумажки, и все!" - сказала учительница, как отрезала. Каждый день сын притаскивал в рюкзаке не меньше десятка распечаток, обучавших не совсем понятно чему и содержавших длинные и странные инструкции: "Вырежи цветочек по пунктирным линиям, сделай здесь два разреза, раскрась цветочек, вырежи и приклей смайлик на цветочек, вставь цветочек в разрезы, напиши три предложения о цветочке, используя не менее пяти слов из списка". Я бы тоже лучше собирала бумажки с пола, чем целый день выполнять такие инструкции.

Почти два года я смотрела, как мой сын пытается угодить учителям в двух разных школах с разными системами, никакая из которых, само собой, не может носиться с личными особенностями каждого ребенка. Дела шли все хуже и хуже, за исключением тех случаев, когда сыну попадалось что-то действительно интересное для него. В третьем классе ему понравилась новая жизнерадостная учительница, хотя она, по ее словам, "не ожидала от него слишком много" - до тех пор, пока на государственном тестировании он не показал самые лучшие результаты (вошел в 1% лучших). Тогда она поняла, что он просто лентяйничает, и поставила его парту перед всем классом, рядом со своим столом, чтобы постоянно проверять, не смотрит ли он в окно вместо того, чтобы делать классную работу. Там он и сидел.

Когда сыну исполнилось восемь лет, я забрала его из школы навсегда. Домашнее обучение не "исправило" его. Я сама сделала многие из тех ошибок, которые делали его школьные учителя. Я с энтузиазмом предлагала ему занятия, в которых он не видел смысла, и воображала, что он будет сидеть смирно и делать, что сказано. И я видела, что он ведет себя именно так, как описывали учителя. Сын усаживался за кухонный стол, он должен был пройти несколько страниц, прежде чем отправиться со мной в парк или в какое-нибудь другое интересное место. И каждый день он ронял карандаш и ползал под столом, разыскивая его, протирал резинкой дыры в тетради, таращился в окно, витая в облаках, ныл и жаловался, как будто элементарные примеры были невесть как сложны.

Ночами я лежала без сна, представляя себе, что мой сын никогда-никогда не овладеет искусством деления в столбик. Но когда я шла на уступки, позволяя ему следовать зову его собственной души, он без труда усваивал сложные понятия. Я видела, как он строит свои ракеты. Он сам прикидывал, какие материалы ему потребуются, аккуратно, продуманно строил, а если допускал ошибку, без всякой досады начинал сначала, усовершенствовав конструкцию. Я поняла, что проблема заключалась в моем требовании учиться так, как полагается, - сидя за столом и глядя в книгу.

Домашнее обучение показало мне, что дети не могут просто пассивно поглощать информацию. Они хотят сами делать какие-то дела, которые для них полны смысла и имеют отношение к их жизни. Они получают больше, когда развивают свои природные дарования, а не когда упражняются в том, к чему у них нет склонности. Чем больше я уступала, тем понятнее было: мой ребенок достигает больших успехов, когда вдохновляется собственной любознательностью. Он играл в шахматы, чинил сломанные приборы, внимательно наблюдал природные явления, помогал нам в хозяйстве, приносил из библиотеки стопку книг каждую неделю, помнил названия знаменитых самолетов и знал, почему самолеты не падают, заполнял блокнот за блокнотом рисунками и комиксами - он учился каждую минуту. Постепенно я поняла, что он учился на свой собственный лад - глубоко вникая в предмет, в сложные вопросы, и действительно, внешне выглядело это как неорганизованность. Я лично училась в школе совсем не так, но сыну, тем не менее, именно так учеба давалась лучше всего. Сама жизнь учила его, учила теми способами, которые идеально подходили именно ему и никому другому.

Когда я отпустила вожжи нашего домашнего образования, сын просто расцвел. Иногда он бывал очень занят целыми днями. А бывали дни, когда казалось, что он вообще ничего не делает, - это были дни перехода на другой уровень, формирования новых ступеней понимания. Я снова начала нервничать по поводу школьных знаний в тот год, когда сыну пришла пора поступать в колледж. Хотя он постоянно учился все эти годы, я вдруг начала беспокоиться из-за того, что он мало занимался письмом, решил недостаточно задачек по математике, не прочел учебников по естествознанию. Конечно, мои тревоги никому не шли на пользу, но поколебать его уверенность в себе к тому моменту было уже невозможно.

В колледже сына больше всего удивило полное отсутствие интереса к учебе у сокурсников. Сейчас, на втором курсе, мой дорогой Человек Эпохи Возрождения обладает знаниями в самых разных областях. По собственному желанию он пишет статью в научный журнал (сегодня он ляжет спать очень поздно, потому что по поводу статьи нужно позвонить исследователю, живущему в Чили). Он самостоятельно занимался обработкой звука и создал приложение для усилителей, которое теперь продает в интернете. Он разводит тарантулов, восстанавливает ретро-автомобиль, играет на волынке. Он остается таким же жизнерадостным и дружелюбным, но у него появилось еще и удивительно тонкое чувство юмора.

Мой сын помог мне понять, что отвлекающиеся, неорганизованные, недисциплинированные дети прекрасно могут учиться - на свой манер. Я ошибалась, слишком долго заставляя его ходить в школу. Я счастлива, что, в конце концов, мы захлопнули за собой эти тяжелые стеклянные двери и отправились получать удовольствие от свободного обучения.

Источник

Назад в раздел